что. Нет, ты в этом не особо виноват: это копилось давно… просто твое появление подлило масла в огонь.
Сказать по правде, нить мысли Йой начинала ускользать от меня, но что точно понял: похоже, и без меня жизнь здесь у Саки была не сахар. Странно, а с первого взгляда сложилось впечатление, что она тут величественная дама с высокой репутацией среди персонала. Должно быть, минули те времена, когда старшие куртизанки и куртизаны могли достичь такого высокого ранга, что становились богаче и образованнее даже аристократических мужчин и женщин. Помнится, еще до войны я слышал то тут, то там о них: они имели собственную небольшую прислугу, им посвящали целые линейки портретов и картин с изображениями в полный рост, и у них, на манер того, что делает сейчас Саки, был строгий список клиентов, с которыми складывались отношения в духе «муж-супруг» или «муж-супруга». Этакая своеобразная игра в домашний уют, куда клиент приходил, чтобы не видеть некоторое время нежеланного и навязанного настоящего супруга или супругу. Даже сексом-то они не всегда занимались — эти визиты… нечто куда большее. Как бегство от реальности. Интересно, у Саки так же, или ее клиенты хотят только грубой страсти?.. Ранее люди попадали в публичные дома в трех случаях: во-первых, за долги по особому требованию знатного лица, которому не была выплачена сумма, во-вторых, в случае, если их продавали родственники, заставляя заключать контракт на десять лет, и, в-третьих, по собственному желанию. Однако после войны, из-за сокращения населения и экономического упадка, хозяева подобных заведений решили через свои связи в городском магистрате протолкнуть указ, согласно которому в столице отныне разрешалось отдавать особо приглянувшихся осужденных за не тяжкие деяния в бордели и навешивать на них такой огромный долг (если таковой не имелся), чтобы рабочая сила была обеспечена надолго. Дальше — хуже: высокие ранги начали медленно и потихоньку упразднять, практически уравнивая всех куртизанов и куртизанок. Никакой больше личной прислуги, никакого особо углубленного обучения новоприбывших — в крайнем случае, хозяин заведения даст тебе красивую одежду и отдаст в ученики весьма просвещенному проституту или проститутке, который научит грамоте и всяким изящным искусствам. Сократив расходы на содержание персонала, владельцы публичных домов смогли опустить цены на услуги и привлечь большее количество посетителей, а также расширить персонал: ранее же далеко не каждый мог позволить себе «встречу» с куртизаном или куртизанкой этого квартала, и люд отправлялся в подпольные «дома развлечений», где подешевле и похуже. Зачинщиком идеи, насколько мне помнится, стал Уджа, и его поддержал Линж. Теперь высокоранговые проститутки с проститутами в красивых одеяниях, больших личных покоях и с маленьким штатом прислуги уходят в прошлое, а вместе с ними и изысканные манеры обращения с такого рода… персоналом. Угасает эфемерная игра в супругов. Теперь подобными им будут только любовники и любовницы особо знатных господ, которым строят отдельные хоромы и выплачивают в год жалование за… ну, за фактическое бытие вторым супругом. Другие же идут еще дальше и просто берут желанного человека во вторые супруги. В редчайших случаях — в качестве третьего. Такая практика обычна на Дальнем Востоке, но здесь такие случаи не часты, хотя и не запрещены. Бордели же тем временем получили второе дыхание, и бизнес этот начал процветать куда активнее, чем в довоенное время. Интересно, если бы этих изменений не произошло, Саки сейчас была бы богатой и очень известной женщиной?.. или, может, она ею и является? Все-таки обыкновенно именно к тридцати годам люди подобной профессии накапливают достаточно, чтобы расплатиться за долги, предписанные контрактом, а также за еду, цирюльника, поваров и прочих, обслуживавших их в течении всего времени пребывания здесь, да и себе неплохую сумму оставляют. Тогда почему же ютится в маленькой комнатке? Охмурила бы уже какого-нибудь богача и жила себе в удовольствие.
— Ну ладно, не будет об этом, — тут же оживилась Йой. — Лучше скажи, зачем пришел. Явно не меня повидать, — девушка улыбнулась. Озорно и с укором. Не люблю, когда люди превращают свою влюбленность в шутку… но, должен признать, это куда лучше, чем есть бы она страдала и лила слезы дни напролет. Это говорит о высокой силе духа. Эх, она куда сильнее меня.
— Это насчет списка гостей прошлого званного ужина.
— А что с ним? — удивилась Йой.
— Ничего. Мне просто нужно узнать об одном госте, добавленном тобой в список. Это… вроде как важно.
— Ты говоришь, что это ничего, а затем тут же заявляешь, что оно важно. Странно это… как там это называют писатели?.. гипербола?
— Оксюморон, — вздохнул я. — И, Йой, мне действительно нужно это знать.
Однако работница начала играться со мной, как лисица-озорница из легенд о том, как эти нечистые духи дурачили людей, насылая на них видения, гипнотизируя и заставляя проделывать различные ужасные вещи себе на потеху.
— Хорошо, я расскажу. Но сначала поможешь нам с уборкой, — я хотел было возразить, но девушка остановила меня уверенным жестом. — Господин Уджа сказал только, что ты не должен работать куртизаном, а обо всем остальном никакой речи не шло. Я и так дала тебе время отдохнуть и освоиться, а теперь, будь любезен, помогай. Тем более я же не заставляю тебя драить все это одному — мы сделаем это все вместе.
— А не многовато ли у вас тут и так работничков? Аж пять человек, включая тебя.
Йой довольно улыбнулась.
— В самый раз, чтобы отмыть помещение да все кадки.
«Они еще и кадки моют?!» — с кислой физиономией подумал я, и работница, заметив мое недовольство, хихикнула.
— Не поможешь, не расскажу ничего о нужном тебе госте, а я все о них знаю. А еще господину нажалуюсь, мол, никакой пользы от тебя.
Пришлось согласиться: не хватало еще лишних проблем с Уджа.
* * *
Если подумать, то в котельной, обеспечивающей жар и горячую воду, работать еще тяжелее — таскать уголь похуже будет того, что пришлось делать мне, драя полы и кадки теплой или горячей водой, которую нужно накачивать в ведра из помп, находящихся в специально отведенном месте этого большого зала. Конечно же, не обошлось и без легкого пролития горячего себе на ногу — к счастью, даже ожога не осталось. Несмотря на тяжесть работы, Аум скакал то тут, то там так, словно обладал каким-то невозможно огромным запасом выносливости и энтузиазма, что, впрочем, недалеко было от правды.
В помещении не находилось никакого рода часов, да и окон тоже, поэтому время летело быстро и незаметно: когда управились со всей работой, было уже
